Михаил Лаптев. Тайна школьного крыльца

Это произошло со мной ровно месяц назад. Я долго сомневался, стоит ли вообще кому-либо об этом рассказывать. Произошедшее было настолько необычным, что поверить в это просто невозможно. С другой стороны, хранить всё в себе не было никаких сил, и я решил обо всём написать.

Итак, по порядку. Я обыкновенный двенадцатилетний мальчишка, и зовут меня Лаптев Михаил. Я не паинька и не хулиган, не отличник и не двоечник. Я самый обыкновенный, каких в нашей школе № 6 много. Почему выбор пал именно на меня, я не знаю.

Восьмое февраля две тысячи четырнадцатого года. Наш класс дежурил по школе. Девочки прибирались в классе, а мы очищали от снега школьное крыльцо. У меня неожиданно сломался черенок от лопаты, и я решил сбегать в школьные мастерские, чтобы попросить там нашего учителя по трудам Вячеслава Владимировича помочь в починке инструмента. Без ложной скромности скажу, что парень я шустрый и бегаю здорово, но тут даже сам удивился, с какой скоростью я помчался к цели. Запнувшись о ступеньку, я со всего маху растянулся на крыльце. Было совсем не больно, ведь я занимаюсь борьбой самбо и падал тысячу раз.

Я поднялся, отряхнулся и хотел было войти в школу, но от удивления замер, пытаясь что-то сообразить. Вроде школа как школа, но что-то не так. Что? Вместо пластиковых окон стояли опять деревянные рамы, на входе вместо привычной вывески написано » Эвакогоспиталь № 12/50 «. На стене висит старый, похожий на ведро репродуктор. Такие я видел только в фильмах про войну. Из репродуктора звучит леденящий душу голос : » От советского информбюро. Сегодня 8 февраля 1942 года наши войска после ожесточённых боёв….» «Наверное, мы готовимся к » Зарнице», и я что-то пропустил», — промелькнуло в моей голове. Другого объяснения происходящему у меня не было. «Спокойно! Сейчас я пойду к нашему классному руководителю Яне Владимировне и всё выясню. Почему я. командир отряда, узнаю обо всём в последнюю очередь?» — пытался здраво размышлять я. Во мне даже стало возникать чувство обиды, но оно сразу улетучилось, как только я вошёл в школу.

По коридорам ходили люди в военной форме, в белых халатах, в больничных пижамах. Мимо меня санитары пронесли носилки с раненым. Все куда-то передвигались, спешили, что-то говорили. На меня никто не обращал внимания. Я подошёл к учительской. На дверях висела табличка «Военврач 3-его ранга Раевский Ефим Иванович». Сомнений не осталось. Я каким-то невероятным образом попал в 1942-ой год. Я, уже ни на что не надеясь, ущипнул себя, но это был не сон.

— Ты кого-то ищешь, мальчик? — спросил меня человек в военной форме с повязкой «Комендант» на рукаве.
— Да вот, лопата сломалась,- пробормотал я.

Комендант открыл дверь в подсобку и выдал мне новый инструмент.

— Странный ты какой-то, растерянный и одет не по-нашему. Эвакуированный что ли?
— Да, издалека я, товарищ комендант, — не зная как объяснить происходящее, почти не соврал я. Ведь получается, что я и правда как бы эвакуирован из двухтысячных в сороковые.
— Понятно. Ну иди. Там на крыльце твои заждались тебя, наверное. Вы там поторопитесь, хлопцы, а то скоро эшелон приедет. Работы много будет, — сказал комендант и поспешил по своим делам.

Я вышел на крыльцо. Тимуровцы откидывали снег, очищали дорожки и подъезд к госпиталю. Это были такие же, как и я мальчишки, но только какие -то худенькие, усталые, в потёртой и нескладно сидящей одежде.

— Новенький? Чего прохлаждаешься? Давай быстрее! Скоро раненых привезут, — крикнул, видимо, старший из ребят.

Я послушно включился в работу. После расчистки снега мы носили в прачечную воду, где девочки из нашего отряда стирали в большой чугунной ванне использованные бинты, потом сушили их большим дымящимся утюгом и уже чистые скатывали в рулоны. На стене висел плакат «Всё для фронта! Всё для победы!»

Не успели передохнуть, как в котельную привезли уголь, и мы помогали кочегарам сгружать его. Затем нас с сопровождающим отправили на продовольственную базу получать хлеб для госпиталя. Для этого выдали огромные сани с деревянным коробом. Двое из нас взялись за лямки спереди саней, а двое толкали сзади.

Я не узнал улицу Шишкина. Вместо привычных моему глазу домов стояли бараки, на которых были прибиты дощечки с надписью » ул. Кадровая». Машин на дороге не было. Встретилась лишь «полуторка» с фанерной кабиной, да процокала запряженная в сани лошадка. В районе улицы Советов стояло двухэтажное здание. Здесь выдавали хлеб. Мы увидели большую очередь, состоящую в основном из женщин и стариков.

— Почему так много людей? — спросил я у своих.
— Продуктовые карточки начали отоваривать за февраль, — объяснил мне сопровождающий.

Нас пропустили без очереди, так как мы получали хлеб для раненых. Хлеб был ржаной, замёрзший, похожий на чёрные кирпичи. Аккуратно сложив буханки в короб, наша ватага двинулась в обратную дорогу. В госпитале мы сдали хлеб на пищеблок. Повариха тётя Полина попросила позвать наших девочек из прачечной и усадила всю нашу бригаду на скамейку у дощатого стола. Пересчитав нас, она ушла за дверь со странной надписью » Хлеборезка «. Через несколько минут тётя Поля вернулась, неся в руках фанерный разнос, на котором лежало двенадцать одинаковых ломтиков хлеба. Мы разобрали драгоценные кусочки. Ребята одну половину порции съели, а вторую аккуратно положили в карманы. Я сделал так же.

Потом мы дали концерт для раненых и персонала госпиталя. Мальчишки делали гимнастические этюды, девочки танцевали. Подыгрывал нам на баяне танкист со страшными ожогами на лице и совершенно слепой.

— Эй, эвакуированный! А ты что-нибудь можешь? — спросили меня ребята.
— Я песню хорошую знаю, про победу, — подумав, ответил я.

«День Победы, как он был от нас далёк», — запел я робко. Дальше голос окреп. Со второго куплета музыку подхватил баянист, и песня полилась. « Этот День Победы порохом пропах! Это праздник со слезами на глазах!» — старался я изо всех сил.

Когда я закончил петь, стояла такая тишина, что было слышно, как потрескивают дрова в титане и из крана, словно плача, капает вода. Где-то через минуту все стали громко аплодировать мне и обнимать меня.

— Ну, уважил, парень! Молодец, хлопец! Наша песня! — неслось со всех сторон.

Ко мне подошёл один из раненых. На вид ему было лет двадцать. Он немного прихрамывал и опирался на костыль. Одет он был не в больничную пижаму, а в гимнастёрку. На груди у него сверкала медаль «За отвагу «. У меня было такое чувство, что я его давно знаю и где-то видел. Я даже растерялся.

— Спасибо тебе , братишка. Хорошо ты это про победу спел, — сказал он, улыбнувшись, и протянул мне кусочек комкового сахара.

Наша дружная команда зашагала на выход. Я всё думал об этом солдате и не мог вспомнить, где я всё-таки его видел. Честно говоря, я очень устал за этот день. Мы вышли на крыльцо, и я присел на стоящий у стены ящик. Я на секунду закрыл глаза. Вспомнил! Я видел его на фотографии в семейном альбоме! Ведь это же мой прадед! Боже мой! Я рванулся, чтобы бежать к нему, но, открыв глаза, увидел своих одноклассников.

— Тимуровцы где? Раненые где ? Госпиталь закрыли? — осыпал я друзей вопросами.
— Да, крепко ты, Миха, припечатался. С тобой всё в порядке? — забеспокоились ребята. – Может, в медпункт?
— Нет. Пойду домой, пожалуй, — ответил я, немного приходя в себя.

Дома я вполне успокоился. Ничего не болело. Я чувствовал себя хорошо. Надо позвонить маме. Но где же телефон? Я сунул руку в карман куртки и вынул из него ….. ломтик ржаного хлеба и кусочек сахара.

Авторские орфография и пунктуация сохранены.

Дата: 02.04.2015 13:20 Рубрики: Проба пера

Похожие публикации