Анастасия Шакирова
Один день войны
Война. Что мы знаем о ней? Дети ХХI века, услышав это слово, воспринимают его как что-то страшное, неправильное, но они никогда не узнают о тех ужасах, что пережили ветераны Великой Отечественной войны.
Что такое голод? Нет, это не когда ты приходишь проголодавшийся из школы, это когда за окнами гремят пулемёты, взрываются мины, а у тебя на руках трое детей и ни крошки на столе. Когда твои дети плачут и просят покушать, а ты можешь лишь погладить их по голове и сказать:»Потерпи немножко, чуть-чуть осталось,»– хоть сама и не веришь в то, что говоришь.
А что такое страх? Вы боитесь, когда за вами гонится большая собака, или когда внезапно гаснет свет. Вы никогда не испытаете самого настоящего страха. Страха за вашу жизнь, жизнь близких и тех, кто защищает вас. Вы никогда не сможете бояться так, как боялись наши ветераны. Каждый день ловить радиоволну в надежде услышать могучий голос Левитана, сообщающий добрую весть. Каждый день боятся, что завтра постучит почтальон и вручит вам известие о смерти сына, мужа, брата, отца. Каждый день молить Бога о том, чтобы прекратилась война, чтобы не проливалась кровь, чтобы он не забыл о них.
Нет. Мы не знаем, что это – жить в мире, где каждый день может стать последним. Но иногда жизнь подсовывает нам испытания…
За день до этого бабушка рассказывала мне некоторые истории о своей жизни во время войны. Конечно, представлять все те ситуации было трудно, но никто не мог подумать, что я окажусь в них…
* * *
…Голова раскалывалась. Странно. Вчера я вроде легла не поздно. Яркий свет больно ударяет по закрытым векам, проникая сквозь них, заставляя щуриться. Опять же странно. Сейчас зима, и по утрам ещё темно. Осторожно приоткрываю глаза и только теперь замечаю этот странный запах сена и голоса повсюду.
— Поднимайся, — кто-то сильно встряхивает меня за плечо, заставляя повернуться. Передо мной женщина. На вид ей лет сорок. В белой сорочке крестьянского типа, с платком на голове, она буравит меня грозным взглядом, — кто такая?!
Что сказать? От растерянности не могу вымолвить ни слова, и тут она хватает меня за волосы и резко дёргает за них вверх. От боли я кричу, а из глаз потекли слёзы.
-Перестань орать и говори: кто такая?- снова сердится женщина, но ослабляет хватку в волосах.
— Мама! — я изо всех сил зову её, закрывая глаза. И напрасно. Щеку обжигает огнём. Эта тётка ударила меня ладонью. Как бы то ни было, это заставляет меня открыть глаза и всё увидеть.
Передо мной огромный стог сена, а рядом с ним стоят маленькие дети. Их семеро: три мальчика, четыре девочки. На каждом почти одинаковая одежонка, и все темноволосые. Самая маленькая держит в руке какую-то тряпицу и смотрит на меня огромными синими глазами. Остальные глядят более сдержанно, но любопытство читается в их взглядах.
Тут вспоминаю о тётке, что всё ещё держит меня за волосы, и быстро отвечаю:
-Таня! Меня зовут Таня,- с трудом сглатываю и перевожу на неё взгляд.
-Зачем сюда явилась? Никак мамка из дому выгнала? Так вот, у нас мест лишних нет, своих кормить надо! Проваливай!- и с силой отталкивает мою голову, отпуская волосы из своего захвата.
-Стойте! Где я?- во мне кипит злость на неё, всё-таки я ничего ей плохого не сделала, а она так со мной, но вопрос задаю самым слабым голосом из своего арсенала. Злость не злость, а кожа на голове до сих пор горит.
-В моём сарае!- разъяряется женщина. Да, с ней мы подругами не будем, это ясно… Стоп. В сарае? В каком ещё сарае?!
Снова оглядываюсь. Место и впрямь походит на нечто подобное: деревянные пол и стены, небольшой загон, лопаты и вилы в углу и много-много сена. Это что, только что петух пробежал? Ничего не понимая, как я тут оказалась, на меня находит запоздалая реакция на непонимание происходящего — истерика. Дыхание сбивается, голова идёт кругом. Чтобы глотнуть воздуха, приходиться прикладывать куда больше сил, чем обычно. Всё ещё под давлением паники хватаю женщину за длинную юбку и мёртвой хваткой вцепляюсь в неё.
-Пожалуйста. Я ничего не помню. Мне нужно домой. Как я здесь оказалась?!- мой голос срывается на последнем предложении. Слёзы градом катятся по щекам, и всё вокруг расплывается.
Но тётка вновь меня удивляет и берёт мои руки в свои:
-Мамку твою как звать?- более мягко спрашивает она.
-На-наташа,- заикаясь отвечаю я.
-Дом какой?- нахмуривший, продолжает она допрос.
-12,- тихо говорю я.
-Как 12? Его ж две недели назад взорвали!- удивлённо говорит тётка.
— Как взорвали? Я ж вчера из школы домой пришла…- не менее удивлённо говорю я, и снова приступ овладевает мной.
-Ну, хватит реветь! Сейчас к Иванычу пойдём, он тебя мамке передаст,- тётка задумчиво поджимает губы,- только вот…
-Ч-что? – заикаясь, спрашиваю я.
-В 12 доме вроде как дед Ваня жил, а Наташки с дочкой никакой не помню,- она перевела задумчивый взгляд на меня,- ладно, пошли, Иваныч разберётся.
Поднимаюсь и на нетвёрдых ногах делаю пару шагов, когда меня снова хватают за руку и тыкают пальцем мне в грудь.
-Что это?- странным взглядом тётка осматривает мою ночную футболку и шорты.
-Майка,- в растерянности отвечаю я.
-Это я поняла!- рявкает она. -Откуда она у тебя?
-Я-я купила её в магазине в-вместе с мамой,- она начинает меня пугать.
— Что? Не смеши меня! В каком из закрывшихся магазинов ты могла купить что-то?! Сейчас же признавайся кто ты и откуда?!- женщина яростно воззрилась на меня. Горящие глаза и крепко сжатые кулаки подсказывали мне, что лучше выложить всё как есть.
И я выложила. И она не поверила. А потому я заработала ещё одну пощёчину и меня, схватив, поволокли в неизвестном направлении.
Пока мы выходили со двора, я поняла одно: я определённо находилась в деревне. Не знаю, что именно мне подсказало: большое количество растительности или корова, что проходила мимо. Но вот мы миновали деревянные ворота и направились вверх по дороге. Я заметила, что трое самых старших из детей последовали за нами, остальные стояли у калитки. Люди проходили мимо, не обращая на нас внимания, а некоторые бросали на меня подозрительные взгляды, но быстро теряли интерес и возвращались к своим делам. Конечно, я продолжала задаваться вопросами «как я здесь оказалась?»и «почему все так одеты?». Может, это такое правило в этой деревне? Ну, что-то вроде дресскода, но всё-таки я впервые вижу такое: все женщины были в рабочих рубахах и длинных юбках, мужчины облачились в шаровары непонятного грязного цвета и сапоги, а то и босиком.
Мы подошли к светлому небольшому зданию, на табличке которого было написано «Правление колхоза». Что? Колхоз? Я что, попала во времена Великой Отечественной? Что это значит? Или здесь настолько к этому привыкли, что и до 2014 всё это здесь работает? Да, бывает же.
Зайдя в здание, женщина, посадив меня на стул, ушла в другую комнату. И снова волна отчаяния и непонимания накатила на меня, и я стала тихо звать маму, всхлипывая в ладони. «Господи, где же я?»,- едва я успела подумать об этом, дверь открылась, и хмурая тётка вновь предстала предо мной.
Не говоря ни слова, она схватила меня выше локтя и повела за собой. Оказавшись в помещении, напоминавшем подсобку, она выдала мне какую-то одежонку и приказала переодеваться. Развернув свёрток одежды, я быстро натянула её на себя, предварительно отметив, что она такая же, как и у всех, и отдала свои шорты и майку тётке. Та швырнула их в корзину у ног.Затем также молча она вывела меня во двор и потащила в сторону полей.
Надеясь на объяснения, я молча следовала за ней, пока мы не дошли. Женщины собирали морковь, картошку, собирали колосья, и всё это на больших машинах увозили мужчины. Не проронив ни слова, тётка дала мне в руки серп и кивнула в сторону колосьев.
-Не слышали о мамке твоей ничего. Да и тебя я в первый раз вижу. Пока не распределили куда, будешь хлеб собирать. А жить можешь в сарае у меня, только смотри мне!- тётка погрозила мне, и я решила задать вопрос:
-А где мы?
Женщина весело усмехнулась и сказала:
-Ну и чудная!- и, развернувшись, отправилась к группе женщин, оставив меня одну.
«Так, ну всё, пора выбираться отсюда,»- подумала я и начала искать выход с поля. Но не нашла. Тогда пришлось пойти к ближайшему трактору и спросить дорогу. За рулём сидел мужик,а рядом с ним мальчик лет девяти.
-Извините, я тут недавно, не могу найти выход с поля, не подскажете?
-Новоприбывшие? Не знал, что уже приехали! Да ты садись, я довезу!
-Спасибо,- на вид ему шестьдесят, такие люди никогда не вызывают подозрения, и я смело запрыгнула в кабину рядом с мальчиком. Однако слово «новоприбывшие» заставило насторожиться.
-Как зовут-то тебя?- спросил он мужик.
-Таня, а вас?
-Дядя Витя, а я Миша,- ответил мальчик, протянул свою ладошку.
-Очень приятно, Миша,- в ответ я пожала его руку.
-Ты откуда?- спросил Миша, пока мы с помощью трактора прокладывали себе путь среди колосьев.
-Из Прокопьевска,- я не стала упоминать, что пока не знаю, как очутилась здесь. Не хватало ещё остаться одной посреди незнакомого поля.
-Это где?- нахмурился дядя Витя.
-В Сибири,- я постаралась, чтобы голос звучал спокойно, но, кажется, не добилась в этом успеха. Однако дядя Витя будто и не заметил этого.
— Одна или с роднёй? — продолжал он допрос.
-Одна.
-Родители погибли, что ли?- он бросил на меня сочувственный взгляд.
Что? Родители погибли? С чего он взял? Почему он вообще так подумал?!
-Что вы имеете в виду?- прищурившись, спросила я.
-Ну а чего ж ты тут одна?- он странно посмотрел на меня.
-Одна и всё,- резко сказала я. Что он себе позволяет?! Такое про родителей говорить!
-Да ладно тебе. Тут вон половина эвакуированных, сиротки маленькие,- он спокойно посмотрел на меня.
-Эвакуированных?- он всё больше пугал меня. Что это могло означать? Кого эвакуируют? Почему мои родители должны были погибнуть? Неприятное чувство внутри росло.- Откуда эвакуируют?
-Ну так отовсюду, откуда удаётся,- дядяВитя тяжело вздохнул. –Сына я недавно на фронт проводил. Душа за него теперь болит,- и как бы в подтверждение своих слов он приложил руку к груди. Морщины на лице стали глубже, а взгляд тяжелее.
Фронт. Зона боевых действий. Откуда это? Здесь что, война? Но как? По новостям определённо передали бы такое! Как я могла пропустить?
И тогда я задала вопрос, который всё перевернул вверх дном:
-Где-то война?
Дядя Витя странно посмотрел перед собой, затем на меня и резко затормозил. Округлив глаза, Миша тоже, не отрываясь, глядел на меня непонимающим взглядом.
-Откуда ты говоришь?- прищурившись, жёстко спросил дядя Витя.
-И-из Сибири,- я начинала нервничать.
-Как ты здесь оказалась?- он строго посмотрел на меня.
-Я…я точно не знаю…я…
-Как близко вы находились от линии фронта?
-Что? Какого фронта? У нас нигде не было войны! С чего вы взяли?- слёзы непонимания начали застилать глаза.
-Дядь Вить, наверное, ей хорошо досталось. Ты же помнишь, они все такие, эвакуированные,- сказал Миша.
Дядя Витя завёл трактор, но продолжал хмуриться. Спустя несколько мгновений, его тон смягчился, и он начал рассказ.
-Наверное, ты видела много смертей, и у тебя случился шок, и теперь ты пытаешься всё отрицать, но послушай: это реальность. Каждый день люди погибают, а мы здесь не должны допускать, чтобы они умирали от голода. Это всё, на что мы способны сейчас, но мы так же молимся. Мы каждый день делаем вид, будто жизнь идёт, как и раньше, и каждый день мы понимаем, что всё больше лжём друг другу, ведь жизнь уже не та. Это не то, чего мы все хотели, но это именно то, что с нами случилось, и тебе придётся принять всё это таким, какое оно есть. Война уже два года не даёт нам нормально жить, но мы продолжаем верить, что однажды всё наладиться. Ты главное, держись подальше от фашистов,- он невесело усмехнулся.
Он что, ещё и шутит? Он только что почти заставил меня поверить в то, что сейчас война, причём, Великая Отечественная. Нет, наверное, это всё-таки один из моих кошмаров. Не стоило столько есть перед сном. Странно, если это сон, почему всё так реалистично? И разве люди в своих снах думают о том, что они спят? Мне становилось жутковато. Вспоминаю всё, что знаю о Великой Отечественной войне из курса истории, и не нахожу там ничего радужного. Голос учителя истории, говорящий о потерях и жизни людей во время войны, всплывает в памяти. Неужели я действительно не сплю? Не может быть! Как такое могло случиться?!
-То есть вы хотите сказать, что сейчас действительно идёт второй год войны, и мы тут, в колхозе, собираем хлеб для тех, кто на фронте?- уточняю я.
-Да, а теперь я думаю, тебе необходим чай с ромашкой,- на этом он закончил разговор.
Странно, но я только сейчас заметила, что мы уже давно выехали с поля и теперь приближаемся к небольшому деревянному дому. Покосившийся забор, высокая трава рядом и полуразваленная стайка- всё это окружало избушку. На дворе кто-то был. Кажется, женщина.
Когда дядя Витя остановил трактор возле забора, Миша выпрыгнул из кабины, и я последовала его примеру. Женщина в годах подошла к нам и завела разговор с мальчиком, не замечая меня. Я подошла к дяде Вите, и мы молча смотрели, как она тащит Мишу в дом, попрекая чем-то. Всё ещё ничего не говоря, он поманил меня за собой в дом.
Внутри было светло: белые занавески сверкали в лучах полуденного солнца, стол и стулья из светлого дерева стояли посреди комнаты, а на полу лежал старый потёртый половичок в полоску. Хозяйка дома резко посмотрела на меня, но промолчала и ушла в соседнюю комнату. Миша тяжело вздохнул и отправился за ней.
-Садись,- дядя Витя выдвинул для меня стул.
Я молча последовала его приказу, а он уселся напротив. Не знаю, кто из нас был сумасшедшим, возможно оба, но то, что он начал мне рассказывать, действительно походило на времена СССР. Но загвоздка была в том, что я родилась гражданкой России, и никакого СССР уже не было. Но и оказаться в 1943 я не могла. И всё же дядя Витя мало чем походил на сумасшедшего, а Миша кого-то мне напоминал, но я не знала кого: чёрные, как смоль, волосы и карие глаза со светлыми вкраплениями — всё это было до боли знакомо.
В момент, когда я всё ещё сомневалась в словах дяди Вити, неожиданно что-то произошло. Я поняла, что шум доносится снаружи, и подбежала к окну. Люди бежали по улице с криками.
-Что происходит?- спросила я дядю. В ответ на мой вопрос мужчина лишь схватил меня за руку и поволок за собой.
Дальше всё происходило настолько быстро, что некоторые из воспоминаний похожи на обрывки старых фотографий. Мы вбежали в комнату, где были тётка и Миша. Женщина что-то кричала, но я смотрела на мальчика и почти ничего не слышала. В его взгляде не было страха. Только принятие. Он, кажется, не впервые в такой ситуации.
Тем временем шум возрастал и, кажется, я расслышала какой-то странный стрекот: не то вертолёт, не то большая машина. Дядя Витя что-то сказал тётке и покинул комнату. Миша ринулся за ним, а хозяйка дома принялась шарить по шкафчикам и доставать оттуда что-то. Я последовала за Мишей на улицу, но они ушли уже далеко, и мне пришлось бежать, чтобы догнать их.
-Миша!- я звала мальчишку, пробираясь сквозь толпу. Меня сковывал ужас. Я осталась одна, и меня подхватило течением из людей, которые бежали с полными вещей руками. Конечно же, я поддалась всеобщей панике, хотя и не понимала, что происходит. Мне пришлось следовать за толпой, но я продолжала выискивать дядю Витю и Мишу среди людей. Отчаяние и страх захлёстывали меня: я осталась одна. Я повернулась назад, намериваясь вернуться в дом, но меня сбили с ног, и я повалилась на землю. Народ спешил и обходил стороной, а то и вовсе перешагивал через меня. Слёзы брызнули из глаз:»Что же делать?!»
Внезапно что-то ухнуло, и земля задрожала. Женщины закричали, а мужчины велели им скорее уходить.
Толпа редела, и я начала потихоньку отползать в сторону от дороги. Когда я поднялась на ноги, то заметила странный дым. Пожар? Что это? Что происходит?! Осматриваясь, я наткнулась на Мишу, который спешил ко мне.
-Дядя Витя нашёл место в машине. Бежим скорее!- запыхавшись, протараторил он и дёрнул меня за руку. И мы побежали сквозь всё ещё движущихся людей. Миша легко обходил каждого, утягивая меня за собой. Лица проносились передо мной, и в каждом из них читалось отчаяние и страх. Всё сплывалось в один размытый кадр: люди, дым, шум. Казалось, начался катаклизм, и этот ужас никогда не пройдёт.
Я уже видела дядю Витю рядом с какой-то большой машиной. Мы были метрах в двадцати от него, когда произошло то, чего я никак не ожидала.
Как в замедленной съёмке я наблюдала за падающим снарядом, который приближался именно к тому месту, куда мы так спешили. Дядя Витя ничего не замечал. Он продолжал махать нам, поторапливая. И вот громыхнуло. Раздался взрыв, ударивший по барабанным перепонкам и заполнивший собой всё вокруг. Время остановилось. Всё ещё не веря, я наблюдала как машина и всё, что было рядом, горят. Горячие языки пламени облизывали крышу грузовичка, а тёмный дым окутывал его, словно одеяло. И в тот момент, казалось, нет зрелища завораживающее, чем это.
Но тут на меня обрушилось всё сразу: крики, запах, реальность. Дядя Витя… Мой подбородокк начал дрожать в преддверии рыданий. Кажется, я закричала, но плохо помню это. Помню лишь, как кто-то начал оттаскивать меня подальше, но я стремилась к машине. «Я должна помочь! Он ещё не умер! Не умер!»- слова пульсировали в голове. Но сильные руки обхватили меня и потащили в неизвестном направлении.
Перед глазами всё ещё стояла картина пылающего грузовика. Я не могла думать об окружающем. Лишь о человеке, которого знала не более двух часов. Лишь о человеке, который ни в чём не провинился, но погиб. О человеке, чья жизнь закончилась так нелепо.
Это что, действительно война? А ради чего она? Ради чего умирают невинные? Неужели это обязательно?! Неужели нельзя обойтись без смертей тех, кто не виновен?! Но это война. У неё отнюдь не женское лицо. Она не различает злых и добрых, молодых и старых, красивых и увядших. Она карает каждого, до которого дотянется своею тёмной рукой. И нет в войне ничего светлого. Лишь тьма, что поглощает светлые надежды душ.
Через какое-то время всё прекратилось, но урожай был испорчен, а запасы еды почти иссякли. Люди умирали от голода, но никто не мог ничего поделать. Отчаяние было так же ощутимо, как и страх, что буквально витал в воздухе. Дети больше не бегали по улицам. Казалось, даже солнце светит не так, как раньше.
Война делает человека сильнее. Но и она же ранит глубже всего.
Порой жизнь подкидывает нам такие испытания, как война. Но благодаря этим испытаниям, мы понимаем, что ценно всё то, что у нас есть.
…Резко открыв глаза, я сразу узнала знакомый потолок в моей комнате. Обстановка ничуть не поменялась, однако мысли мои были далеки от прежних.
-Это сон,- прошептала я в никуда. Затем соскочила с кровати и понеслась в гостиную к старому серванту. Открыв нужный ящик, я извлекла оттуда старую шкатулку и стала рыться в ней в поисках нужной вещицы. Когда я добралась до самого дна, я нашла то, что искала. Старая чёрно-белая фотография дедушки была потёрта в некоторых местах, но я увидела всё, что мне было нужно. Миша. Перевернув фото, я прочла надпись:»Май, 1945″.
P.S. Авторские орфография и пунктуация сохранены.
